Цитаты Олдоса Хаксли

Афоризмы и цитаты Олдоса Хаксли

Олдос Леонард Хаксли, (1894—1963 гг.), английский писатель и эссеист.

Как раз те, чья жизнь проходит в погоне за наслаждениями, не только не спасаются от скуки, а острее других страдают от нее.

Целомудрие — самое неестественное из всех сексуальных извращений.

Самое надежное лекарство от иллюзий — взгляд в зеркало.

Нет никакой секретной формулы или метода. Вы учитесь любить, любя — то есть оказывая внимание другим людям и делая для них то, что необходимо.

Любовь — самая лучшая политика; не только для того, кто любим, но и для того, кто любит.

Когда вы, женщины, поймете, что любви до потери сознания не бывает? Человеку нужно одно: спокойная жизнь — то, чего вы как раз не хотите ему дать.

Эссе — разновидность литературы, позволяющая сказать почти всё почти ни о чём.

Последовательность одинаково плоха и для ума, и для тела. Последовательность чужда человеческой природе, чужда жизни. До конца последовательны только мертвецы.

Факты — это манекены чревовещателя. Сидя на коленях у мудреца, они могут изрекать мудрости, но могут, окажись он где-то в другом месте, тупо молчать, или нести вздор, или же удариться в мистику.

Очень многие предпочитают репутацию прелюбодея репутации провинциала.

Официальный статус дипломатического представительства растет обратно пропорционально значимости державы, где оно открылось.

То, что люди не учатся на ошибках истории, — самый главный урок истории.

Цель не может оправдывать средства по той простой и очевидной причине, что средства определяют природу цели.

До тех пор, пока люди будут преклоняться перед Цезарями и Наполеонами, Цезари и Наполеоны будут приходить к власти и приносить людям несчастья.

Целомудрие — самое извращенное из всех сексуальных извращений.

Смерть — это единственное, что нам не удалось окончательно опошлить.

Я могу сочувствовать страданиям людей, но не их радостям. Что-то в чужом счастье есть на редкость тоскливое.

Факты истории интересуют нас только в том случае, если они вписываются в наши политические убеждения.

Во всем считают себя правыми лишь те, кто добился в жизни немногого.

Опыт — это не то, что происходит с человеком, а то, что делает человек с тем, что с ним происходит.

Усовершенствовать можно только самого себя.

Большинство людей обладают совершенно уникальной способностью все принимать на веру.

Искусство — это средство, с помощью которого человек пытается превознести жизнь, а значит — хаос, безумие и — большей частью — зло.

Мысль о равенстве может в наше время прийти в голову разве что буйнопомешанному.

Для художника XV века описание смертного ложа было таким же верным средством обрести популярность, как для художника XX века — описание ложа любовного.

Между цивилизованным обществом и самой кровавой тиранией нет, в сущности, ничего, кроме тончайшего слоя условностей.

Факты не перестают существовать от того, что ими пренебрегают.

Все мы рано или поздно приходим к выводу, что если в природе и есть что-то естественное и рациональное, то придумали это мы сами…

Основная разница между литературой и жизнью состоит в том, что… в книгах процент самобытных людей очень высок, а тривиальных — низок; в жизни же все наоборот.

Человек — это интеллект на службе у физиологии.

Ритм человеческой жизни — это рутина, перемежаемая оргиями.

Идеализм — это благородные одежды, под которыми политик скрывает свое властолюбие.

Угрызения совести — это не до конца раскаявшаяся гордыня.

Революция хороша на первом этапе, когда летят головы тех, кто наверху.

Естественных прав нет — есть улаживание спорных притязаний.

С точки зрения отдельно взятых барашков, ягнят и коз, нет такого понятия, как «хороший пастух».

Опыт учит только тех, кто на нем учится. Художники же, известное дело, всю жизнь только и делают, что и учат, и учатся.

Цинизм — это героический идеализм, вывернутый наизнанку.

Трагедия — вещество химически чистое, иначе бы она не была столь мощным средством воздействия на наши чувства.

Каждая иерархия создает своего Папу Римского.

Иностранцы, особенно пожилые и женского пола, питают противоестественную страсть к домашним животным.

Светская беседа — как тоник без джина: возбуждает, но не пьянит.

Аксиома: чем больше любопытства вызывают наши новые знакомые, тем меньше они его заслуживают.

Как замечательны, интересны, оригинальны люди — на расстоянии.

Чтобы все знать, надо быть не только зрителем, но и актером.

В любую эпоху теория вызывала у людей любовь ко всему плохому и ненависть ко всему хорошему.

Пророчество интересно прежде всего тем, какой свет оно отбрасывает на настоящее.

Предаваться безделью — большое искусство. Все мы мастера ничего не делать, но лишь немногим дано бездельничать со вкусом.

Почти все наши ошибки, в сущности, языкового характера. Мы сами создаем себе трудности, неточно описывая факты. Так, например, разные вещи мы называем одинаково и, наоборот, даем разные определения одному и тому же.

Различие между любовью священной и святотатственной, идеальной и плотской очень условно, зыбко.

Самая идеальная любовь коренится в плоти; самая священная — сублимация святотатственной.

Глупо, даже бессовестно критиковать писателя за то, что ему не удалось. Читателя должно интересовать не то, что писатель не сделал, а то, что сделал.

Сочиняя сонет, нужно думать о себе: если читатель сочтет его скучным или лишенным смысла — тем хуже для читателя. Когда же сочиняешь рекламу, необходимо думать о других.

Удивительно, каким сложным путем шла к простоте литература.

Абсурд, как и поэзия, с которой он тесно связан, как философское умозаключение, как всякий вообще продукт воображения, есть утверждение духовной свободы человека, восставшего против тирании обстоятельств.

Тяга к сельской жизни, стремление вырваться «на природу» особенно широко распространены в странах с плохим климатом…

Только потому, что мы люди, мы считаем себя вправе рассуждать о Человеке.

Всякая литература, всякое искусство, книги, которые раскупаются за час или пылятся на прилавках годами, должны, прежде всего, быть искренними. ведь человек не может быть никем, кроме самого себя.

Искренность в искусстве — это не вопрос метода, вкуса или нравственного выбора между честностью и бесчестьем. Это, прежде всего, вопрос таланта. В искусстве искренность — синоним одаренности.

Некоторые сознают, что такое добро, лишь против него ополчившись.

Один из путей познания Бога — его отрицание.

Христианство сделало нас духовными варварами, наука — интеллектуальными.

Ночи — как люди: интересными они становятся далеко не сразу. Около полуночи они достигают зрелости, в два — совершеннолетия; с двух до половины третьего — их звездный час, но уже в половине четвертого они начинают сникать, а к четырем часам утра от них остается лишь бледная тень. Смерть их ужасна. В самом деле, что может быть страшнее рассвета, когда бутылки пусты, а гости похожи на утопленников.

Если у вас отсутствует религиозный опыт, верить в Бога нелепо. С тем же успехом вы можете верить в совершенство устриц, если от них вас тошнит.

Не стоит понимать искусство слишком буквально.

Правда — это правда; правда с большой буквы — химера, пустое место.

Природа чудовищно несправедлива. Талант — тому свидетельство.

В искусстве простые вещи бывают сложнее самых сложных. Чтобы решать простые задачи, нужен талант — и не от головы, а от сердца.

Чувственность и чувство, похоть и нежность бывают не только врагами, но и друзьями.

Есть люди, которые, не успев чем-то восхититься, уже испытывают ненависть к предмету своего восхищения.

Благородная Бедность выродилась из знатной дамы в нищенку, из аристократки в поденщицу в сальном фартуке, в дырявых резиновых сапогах. Чтобы боготворить столь отталкивающую Дульсинею, надо быть безумнее самого Дон Кихота.

Его (Артур Рембо) вера была столь сильна, что он готов был потерять жизнь в надежде обрести иную, лучшую.

Работа ничем, в сущности, не отличается от алкоголя и преследует ту же цель: отвлечься, забыться, а главное, спрятаться от самого себя.

При рождении каждый человек имеет право на счастье, но горе тому, кто этим правом воспользуется.

Плохую книгу написать так же трудно, как хорошую, — и даже труднее, ведь плохой писатель пишет «от души», «сердцем».

Несколько оправданий всегда звучат менее убедительно, чем одно.

Замены таланту нет. Целеустремленности и добродетели без таланта — грош цена.

Пародия и карикатура — самая целенаправленная критика.

Чем более изощрен порок в теории, тем более невыразителен и однообразен он на практике…

Для всякого разумного человека страшен ад как таковой, а не способ доставки туда.

Стараясь быть значительнее, мы что-то в себе убиваем и в результате становимся еще ничтожнее. В доброе старое время поэты сначала теряли невинность, а потом ее воспевали. У нас же все наоборот: мы начинаем с поэзии жизни, а кончаем прозой.

У реформаторов только и разговоров о размере, цвете и механизме двигателя прогресса. Неужели они не понимают, что тут важен не двигатель, а цель, направление?! Неужели они не понимают, что мы сбились с пути и должны возвращаться, причем лучше всего — пешком, а не на «колесах истории»?

Человек — это канатоходец, который идет по проволоке, на одном конце которой его ум, сознание и душа, а на другом — тело, инстинкт, все земное, подсознательное, таинственное.

Сказать людям, чтобы они подчинились Иисусу, значит требовать от них сверхчеловеческих усилий. А все сверхчеловеческое, как свидетельствует опыт, кончается недочеловеческим.

Ещё по теме
Популярно
Комментарии и отзывы