Цитаты Иосифа Бродского
Иосиф Бродский,(1940-1996), поэт.
Трагедия — это когда я порезал себе палец. Комедия — когда вы провалились в открытый канализационный люк и сломали себе шею.
.. .К сожаленью, в наши дни не только ложь, но и простая правда нуждается в солидных подтвержденьях и доводах.
Тюрьма — недостаток пространства, возмещенный избытком времени.
Если Евтушенко против колхозов, то я — за.
Есть преступления более тяжкие, чем сжигать книги. Одно из них — не читать их.
В настоящей трагедии гибнет не герой — гибнет хор.
Всякое творчество есть по сути своей молитва.
Всякое творчество направлено в ухо Всевышнего.
Мир, вероятно, спасти уже не удастся, но отдельного человека всегда можно.
Снимать кино может каждый, а хороших сценаристов всего одиннадцать.
Если президенты не могут делать этого со своими женами, они делают это со своими странами.
Если много мужчин собираются вместе, это, скорее всего, война.
А к жизни Без злых гримас, без помышленья злого, Бог смотрит вниз. А люди смотрят вверх. В отличье от животных, человек В Рождество все немного волхвы.
В этом мире разлука - Вещи больше, чем их оценки. Время создано смертью. Все будут одинаковы в гробу. Все острова похожи друг на друга, …Город Дева тешит до известного предела - Деньги похожи на добродетель. Дорогая, мы квиты. Есть истинно духовные задачи. Есть мистика. Жизнь, как меру длины Жить в эпоху свершений, имея возвышенный нрав, Зло существует, чтоб с ним бороться, Как жаль, что тем, чем стало для меня Когда-нибудь, когда не станет нас, Наверно, после смерти – пустота. Настоящему, чтобы обернуться будущим, Но если люди что-то говорят, Но, как известно, именно в минуту Но мы живы, покамест Новое оледененье – оледененье рабства Обычно тот, кто плюёт на Бога, …Одно, Он знает, что для праздника толпе Совсем не обязательна свобода…
…Пока Посмеиваясь криво, Орёл двугривенника прав, Потерять независимость много хуже, Поэзия, должно быть, состоит …При всем своём сиротстве, поэзия основана на сходстве Прогресса нет, и хорошо, что нет.
Пусть и вправду, Постум, курица не птица, Равенство, брат, исключает братство. Русский орёл, потеряв корону, Так подоплёку тех или иных Так посмертная мука Труд – это цель бытия и форма. …Ты Человек отличается только степенью Что сказать мне о жизни? Что оказалось длинной.
Нас приучили относиться как
К объекту наших умозаключений.
Из всех щедрот Большого Каталога
Смерть выбирает не красоты слога,
А неизменно самого певца.
Однако интерес у всех различен.
Бог органичен. Да. А человек?
А человек, должно быть, ограничен.
Бог сохраняет всё; особенно – слова
Прощенья и любви, как собственный свой голос.
В атомный век людей волнуют больше
Не вещи, а строение вещей.
В деревне Бог живёт не по углам,
Как думают насмешники, а всюду.
Он освещает кровлю и посуду
И честно двери делит пополам.
Уйти способен от того, что любит.
Лишь прообраз иной.
Ибо врозь, а не подле
Мало веки смежать
Вплоть до смерти:
И после нам не вместе лежать.
Сейчас экономика просто в центре.
Объединяет нас вместо церкви,
Объясняет наши поступки.
Нуждаясь в телах и вещах,
Свойства тех и других оно ищет в сырых овощах.
Так будем хоть при жизни разнолики!
Когда так долго странствуешь, и мозг
Уже сбивается, считая волны,
Глаз, засорённый горизонтом, плачет,
И водяное мясо застит слух.
обычно начинается для тех,
кто в нём живёт, с центральных площадей
и башен. А для странника – с окраин.
Дальше локтя не пойдешь или колена.
Сколь же радостней прекрасное вне тела:
Ни объятье невозможно, ни измена!
Не падая сверху – Аллах свидетель -
Деньги чаще летят на ветер
Не хуже честного слова.
Ими не следует одолжаться.
С нами в гроб они не ложатся.
Больше: друг к другу мы
Точно оспа привиты
Среди общей чумы.
А мистика есть признак неудачи
В попытке с ними справиться.
Есть вера.
Есть Господь.
Есть разница меж них.
И есть единство.
Одним вредит, других спасает плоть.
Неверье – слепота. А чаще – свинство.
Не к чему приложить.
К сожалению, трудно. Красавице платье задрав,
Видишь то, что искал, а не новые дивные дивы…
А не взвешивать в коромысле.
Твоё существование, не стало
Моё существованье для тебя.
Точнее – после нас, на нашем месте
Возникнет тоже что-нибудь такое,
Чему любой, кто знал нас, ужаснётся.
Но знавших нас не будет слишком много.
И вероятнее, и хуже Ада.
Наверно, тем искусство и берёт,
Что только уточняет, а не врёт,
Поскольку основной его закон,
Бесспорно, независимость деталей.
Требуется вчера.
То не затем, чтоб им не доверяли.
По мне, уже само движенье губ
Существенней, чем правда и неправда:
В движенье губ гораздо больше жизни,
Чем в том, что эти губы произносят.
Отчаянья и начинает дуть
Попутный ветер.
Есть прощенье и шрифт.
Наползает на глобус.
Плюёт сначала на человека.
должно быть, дело нацию крестить, а крест нести – уже совсем другое.
Мы думаем, что мы неповторимы,
Мы ничего не знаем.
Пусть Время взяток не берёт,
Пространство, друг, сребролюбиво!
Четыре времени поправ!
Чем потерять невинность.
В отсутствии отчётливой границы.
бегущих вдаль однообразных дней.
Но с куриными мозгами хватишь горя.
Если выпало в империи родиться,
Лучше жить в глухой провинции у моря.
В этом следует разобраться.
Рабство всегда порождает рабство.
Даже с помощью революций.
Напоминает сейчас ворону…
Событий мы обычно принимаем
За самые событья.
И при жизни саднит.
Деньги – как бы его платформа.
это – я; потому что кого же мы любим, как не себя?
отчаянья от самого себя.
Только с горем я чувствую солидарность.
Но пока мне рот не забили глиной,
Из него раздаваться будет лишь благодарность.
Я дважды пробуждался этой ночью
и брёл к окну, и фонари в окне,
обрывок фразы, сказанной во сне,
сводя на нет, подобно многоточью,
не приносили утешенья мне.
“Любовь”, февраль 1971.