Цитаты Николая Бердяева
Николай Александрович Бердяев, 1874—1948, русский философ.
В любви высшая судьба и предназначение, воля — высшая, чем человеческая… Ибо поистине божественная воля соединяет любящих, предназначенных друг другу.
После сексуального акта разъединенность еще больше, чем до него. Болезненная отчужденность так часто поражает ждавших экстаза соединения.
Сексуальный акт есть самая высшая и самая напряженная точка касания двух полярных полов, в нем каждый как бы исходит из себя в другого, испускает из границ своего пола.
В самой глубине сексуального акта, полового соединения скрыта смертельная тоска. В рождающей жизни пола есть предчувствие смерти. То, что рождает жизнь, несет с собой и смерть. Радость полового соединения — всегда отравленная радость. Этот смертельный яд пола во все времена чувствовался как грех. В сексуальном акте всегда есть тоска загубленной надежды личности, есть предание вечности временному.
Свят оргийный экстаз любви, сливающий с любимым.
Стихия сладострастия — огненная стихия. Но когда сладострастие переходит в разврат, огненная стихия потухает, страсть переходит в ледяной холод.
Экстаз есть всегда выход за пределы того, что порабощает и подавляет, есть выход к свободе.
«Буржуазия» и «пролетариат» представляют абстракции, несоответствующие живой действительности. Вызвав к жизни эти абстрактные духи и дав им имена, их наделили такой магической силой, что стало необходимым считаться с этими фикциями.
Ад нужен не для того, чтобы злые получили воздаяние, а для того, чтобы человек не был изнасилован добром и принудительно внедрен в рай.
Античная трагедия есть трагедия рока, христианская же трагедия есть трагедия свободы. Буддизм есть по-своему великое учение о спасении от мук и страдания без Спасителя.
В любви есть деспотизм и рабство. И наиболее деспотична любовь женская, требующая себе всего!
В сексуальной жизни есть что-то унизительное для человека.
Только наша эпоха допустила разоблачение жизни пола. И человек оказался разложенным на части. Таков Фрейд и психоанализ, таков современный роман. В этом — бесстыдство современной эпохи, но также и большое обогащение знаний о человеке.
Вежливость есть символически условное выражение уважения ко всякому человеку.
Вера в бессмертие есть не только утешительная вера, облегчающая жизнь, она есть также страшная, ужасная вера, отягчающая жизнь безмерной ответственностью. Можно было бы сказать, что неверующие больше облегчили себе жизнь, чем верующие.
Власть авторитета предполагает свободу в его признании.
Воинствующее безбожие есть расплата за рабьи идеи о Боге.
Все революции кончались реакциями. Это неотвратимо. Это — закон. И чем неистовее и яростнее бывали революции, тем сильнее были реакции. В чередованиях революций и реакций есть какой-то магический круг.
Государство существует не для того, чтобы превращать земную жизнь в рай, а для того, чтобы помешать ей окончательно превратиться в ад.
Добрые дела, которые совершаются не из любви к людям и не из заботы о них, а для спасения собственной души, совсем не добрые. Где нет любви, там нет и добра.
Догматизм есть цельность духа; творящий всегда догматичен, всегда дерзновенно избирающий и творящий избранное.
Евангелие есть учение о Христе, а не учение Христа.
Есть несоизмеримость между женской и мужской любовью, несоизмеримость требований и ожиданий. Мужская любовь частичка, она не захватывает всего существа. Женская любовь более целостна. Женщина делается одержимой. В этом смертельная опасность женской любви.
В женской любви есть магия, но она деспотична. И всегда есть несоответствие с идеальным женским образом.
Женщина необыкновенно склонна к рабству и вместе с тем склонна порабощать.
Знание принудительно, вера свободна.
Индивидуализм всегда убивает личность и индивидуальность.
Истинный консерватизм есть борьба вечности с временем, сопротивление нетленности гниению.
Когда не обладаешь мудростью, остается любить мудрость, т.е. быть философом.
Конфликт жалости и свободы… Жалость может привести к отказу от свободы, свобода может привести к безжалостности…
Человек не может, не должен в своем восхождении улететь из мира, снять с себя ответственность за других. Каждый отвечает за всех… Свобода не должна стать снятием ответственности за ближних. Жалость, сострадание напоминают об этом свободе.
Культура родилась из культа.
Любви присущ глубокий внутренний трагизм, и не случайно любовь связана со смертью… Мне всегда казалось странным, когда люди говорят о радостях любви. Более естественно было бы, при более глубоком взгляде на жизнь, говорить о трагизме любви и печали любви…
Любовь, в сущности, не знает исполнившихся надежд. Бывает иногда сравнительно счастливая семейная жизнь, но это счастливая обыденность.
Любовь есть интимно-личная сфера жизни, в которую общество не смеет вмешиваться…
Когда речь идет о любви между двумя, то всякий третий лишний…
Любовь всегда нелегальна. Легальная любовь есть любовь умершая. Легальность существует лишь для обыденности, любовь же выходит из обыденности.
Мир не должен бы знать, что два существа любят друг друга. В институте брака есть бесстыдство обнаружения для общества того, что должно было бы быть скрыто, охранено от посторонних взоров… Брак, на котором основана семья, есть очень сомнительное таинство.
Миф о грехопадении есть миф о величии человека.
Могут по-своему спастись невежды, дураки и даже идиоты, но позволительно усомниться, чтобы в замысел Царства Божьего входило население его исключительно невеждами, дураками и идиотами. Апостол рекомендует нам быть младенцами по сердцу, а не по уму.
Народу кажется, что он свободен в революциях, это страшный самообман. Он — раб темных стихий… В революции не бывает и не может быть свободы, революция всегда враждебна духу свободы… Революция… случается с человеком, как случается болезнь, несчастье, стихийное бедствие, пожар или наводнение.
Науки нет, есть только науки.
Наша любовь всегда должна быть сильнее нашей ненависти. Нужно любить Россию и русский народ больше, чем ненавидеть революцию и большевиков.
Не может быть классовой истины, но может быть классовая ложь.
Не только творческая мысль, но и творческая страсть, страстная воля и страстное чувство должны расковать затверделое сознание и расплавить представший этому сознанию объективный мир.
Нет более горькой и унизительной зависимости, чем зависимость от воли человеческой, от произвола равных себе.
Ничего нельзя любить, кроме вечности, и нельзя любить никакой любовью, кроме вечной любви. Если нет вечности, то ничего нет. Мгновение полноценно, лишь если оно приобщено к вечности…
Ничто так не искажает человеческую природу, как маниакальные идеи. Если человеком овладевает идея, что все мировое зло в евреях, масонах, большевиках, еретиках, буржуазии и т. д., то самый добрый человек превращается в дикого зверя.
Новый Завет не отменяет Ветхого Завета для ветхого еще человечества.
Основная мысль человека есть мысль о Боге. Основная мысль Бога есть мысль о человеке.
Отрицание России во имя человечества есть ограбление человечества.
Почитание святых заслонило богообщение. Святой больше, чем человек, поклоняющийся же святому меньше, чем человек.
Где же человек?
Почти чудовищно, как люди могли дойти до такого состояния сознания, что в мнении и воле большинства увидели источник и критерий правды и истины!
Признание народной воли верховным началом общественной жизни может быть лишь поклонением формальному, бессодержательному началу, лишь обоготворением человеческого произвола. Не то важно, чего хочет человек, а то, чтобы было то, чего он хочет. Хочу, чтобы было то, чего захочу. Вот предельная формула демократии, народовластия.
Психоанализ есть психология без души.
Ревность не соединена со свободой человека. В ревности есть инстинкт собственности и господства, но в состоянии унижения. Нужно признавать право любви и отрицать право ревности, перестав ее идеализировать…
Ревность есть тирания человека над человеком. Особенно отвратительна женская ревность, превращающая женщину в фурию.
Революционеры поклоняются будущему, но живут прошлым.
Революция — конец старой жизни, а не начало новой жизни, расплата за долгий путь. В революции искупаются грехи прошлого. Революция всегда говорит о том, что власть имеющие не исполнили своего назначения.
Революция есть догнивание старого режима. И нет спасения ни в том, что начало гнить, ни в том, что довершило гниение.
С трагедией мира можно примириться только потому, что есть страдание Бога. Бог разделяет судьбу своего творения.
Самодержавие народа — самое страшное самодержавие, ибо в нем зависит человек от непросветленного количества, от темных инстинктов масс. Воля одного, воля немногих не может так далеко простирать свои притязания, как воля всех.
Самые самолюбивые люди — это люди, не любящие себя.
Свобода есть право на неравенство.
Свобода моей совести есть абсолютный догмат, я тут не допускаю споров, никаких соглашений, тут возможна только отчаянная борьба и стрельба.
Свобода не легка, как думают ее враги, клевещущие на нее, свобода трудна, она есть тяжелое бремя. И люди легко отказываются от свободы, чтобы облегчить себя… Все в человеческой жизни должно пройти через свободу, через испытание свободы, через отвержение соблазнов свободы.
Смерть наступает для нас не только тогда, когда мы умираем, но и тогда уже, когда умирают наши близкие. Мы имеем в жизни опыт смерти, хотя и не окончательный.
Считать себя страшным грешником такое же самомнение, как и считать себя святым.
Трудно понять и принять психологию благочестивых христиан, которые спокойно мирятся с тем, что окружающие их люди, иногда даже близкие им люди, будут в аду. Нельзя примириться с тем, что человек, с которым я пью чай, обречен на вечные адские муки. Нравственное сознание началось с Божьего вопроса: Каин, где брат твой Авель? Оно кончится другим Божьим вопросом: Авель, где брат твой Каин?
У женщин есть необыкновенная способность порождать иллюзии, быть не такими, каковы они на самом деле.
Угнетенные никогда не могут господствовать, ибо в момент господства они становятся угнетателями.
Утопии оказались гораздо более осуществимыми, чем казалось раньше. И теперь стоит другой мучительный вопрос: как избежать окончательного их осуществления?
Христианство не только вера в Бога, но и вера в человека, в возможность раскрытия божественного в человеке.
Христос был не основателем религии, а религией.
Человек есть существо, недовольное самим собою и способное себя перестраивать.
Человек раб потому, что свобода трудна, рабство же легко.
Чудо должно быть от веры, а не вера от чуда.
Этика есть не только суд над человеком, но и суд над Богом. Против Бога восстало не только зло, но и добро, неспособное примириться с самым фактом существования зла.
Бога отрицают или потому, что мир так плох, или потому, что мир так хорош.
