Водись на свете поменьше простаков, было бы меньше и тех, кого называют хитрецами и ловкачами.
От хитрости до плутовства — один шаг, переход от первой ко второму очень легок: стоит прибавить к хитрости ложь — и получится плутовство.
Нахальство — это самовлюблённость, доведённая до предела: человек самовлюбленный утомляет, докучает, надоедает; нахал отталкивает, ожесточает, раздражает, оскорбляет.
Глупец — это человек, у которого не хватает ума даже на то, чтобы быть самовлюблённым.
Женщины с легкостью лгут, говоря о своих чувствах, а мужчины с еще большей легкостью говорят правду.
Для светских женщин садовник – просто садовник, каменщик – просто каменщик. Для других, живущих более замкнутой жизнью, и садовник, и каменщик – мужчины. Не спастись от искушения тому, кто его боится.
Стараться забыть кого‑то – значит все время о нем помнить.
Тот, кто влюбляется в дурнушку, влюбляется со всей силой страсти, потому что такая любовь свидетельствует или о странной прихоти его вкуса, или о тайных чарах любимой, более сильных, чем чары красоты.
Мы быстро подмечаем в себе малейшие достоинства и медленно обнаруживаем недостатки.
Из трудностей вырастают чудеса.
Учтивые манеры не всегда говорят о добродетелях, но они хотя бы создают видимость этих свойств, и человек по внешности кажется таким, каким ему следует быть по сути.
Для интриг нужен ум, но, когда его много, человек стоит настолько выше интриг и происков, что уже не снисходит до них; в этом случае он идет к успеху и славе совсем иными путями.
Попустительство и снисходительность к себе и беспощадность к другим — две стороны одного и того же греха.
Ханжество — это благочестие без чести.
Если бы одни из нас умирали, а другие нет, умирать было бы крайне досадно.
Жизнь коротка и безотрадна. Она вся уходит на ожидание.
Талантом собеседника отличается не тот, кто охотно говорит сам, а тот, с кем охотно говорят другие; если после беседы с вами человек доволен собой и своим остроумием, значит, он вполне доволен и вами. Люди хотят не восхищаться, а нравиться.
Чем больше наши ближние похожи на нас, тем больше они нам нравятся; уважать кого-то — это, по-видимому, то же самое, что приравнивать его к себе.
Человек трусливый, потерявший всякий стыд, может согласиться на всякую гадость.
Человек самовлюблённый — это нечто среднее между глупцом и нахалом: в нём есть кое-что и от того и от другого.
Человек самовлюблённый – это тот, в ком глупцы усматривают бездну достоинств.
Человек посредственного ума словно вырублен из одного куска: он постоянно серьёзен, не умеет шутить, смеяться, радоваться пустякам.
Человек, чей ум и способности всеми признаны, не кажется безобразным, даже если он уродлив, – его уродства никто не замечает.
Человек от природы придерживается самого высокого мнения о своей особе, гордится собой и хорошо думает только о себе; скромность его состоит лишь в том, что никто от этого не страдает.
Человек, сильно убеждённый в том, что он очень умён, почти всегда принадлежит к числу тех людей, у которых или мало ума, или вовсе нет его.
Тот, кто хлопочет за других, всегда исполнен уверенности в себе, как человек, который добивается справедливости; выпрашивая или домогаясь чего-нибудь для себя, он смущается и стыдится, как человек, который клянчит милости.
Творить добро — значит действовать, а не через силу совершать благодеяние или уступать просьбам тех, кто нуждается в помощи либо назойливо её требует.
Существуют люди с таким нравом или, если хотите, характером, что лучше вовсе не иметь с ними дела, как можно меньше жаловаться на них и даже не позволять себе быть правыми в споре с ними.